Письма русского офицера о Польше, Австрийских влад - Страница 68

Спрашиваю: отчего здешние девушки так белы, румяны и свежи? Отвечают: оттого, что они не проводят ночей без сна, а дней без дела. Их видишь всегда за работою; всегда в движении большею частию на открытом воздухе; не читают они пустых романов, не воспаляют воображения, не спешат жить. Зато не знают ни спазмов, ни мигреней, ни страшных нервных горячек. Всегда веселы, опрятны, проворны, встают рано, ложатся впору. Когда сгрустится — поют или тихо кружатся под свой плавный вальс. В обществе веселятся они от всей души и не зевают под шумом музыки и блеском освещения, потому что съезжаются только изредка. Наслаждение у них известно, а о пресыщении и слыхом не слыхать.

В Штейнау остановились только на минуту. Оттуда проехали в Любен, где обедали у мельника. Не пугайся! Он имеет прекрасный дом и двух премилых дочерей, которые играют на фортепиано, говорят по-французски, знают историю, географию и заведывают всем хозяйством в доме.

29 апреля. Город Гайнау

Город сей знаменит победою, одержанною в окрестностях его генералом Блюхером в прошлом году. Когда союзные армии отступали из Саксонии и неприятель уже вломился в Пруссию, то искусный и неустрашимый Блюхер, указав солдатам на стенящую в пожарах Бунцлау, стал твердо за землю свою. Одну часть скрывает он в лесистых оврагах, позади бугров; а другой умышленно велит отступать. Пылкие французы нагло стремятся в сеть. Условлено: когда загорится стоявшая в стороне на холме мельница, то нападать со всех сторон. Все исполнилось. Благоразумнейшее предприятие увенчалось блистательнейшим успехом. Знамена и пушки были трофеями победы. В Гайнау мы ночевали. Недалеко от сего города показались слева величественные исполины, окутанные туманами в синих венцах своих. Впереди под небом темнели знакомцы мои, холмы Саксонские. Необозримая даль манила к себе воображение. Воспоминания мелькали одни за другими; мечты и надежды ласкали сердце.

30 апреля. Бунцлау

Этот город разорен и укреплен французами. Сады вырублены, ворота завалены; везде рогатки, туры, рвы и окопы. Жители бунцлавские менее всех прочих славятся гостеприимством. Они были богаты и скупы. Здесь-то умер фельдмаршал, Светлейший Князь Кутузов. Дом, где он скончался, откуплен и превращен будет в храм. Так пусть неугасимая лампада теплится над могилою того, к кому почтение в сердцах россиян неизгладимо!

31 апреля. Город Лаубан

Силезия кончилась; мы в Саксонии! Здесь прошлого года было последнее арьергардное дело, в котором начальствовал Милорадович. Тут принял, угостил и обласкал нас, как добрый соотечественник, комендант города майор Канищев.

1 мая. Саксония

«Вот здесь дрались; здесь сражались; в этом лесу скрывались стрелки; по этому полю неслась на неприятеля конница!» — так говорили мы, подъезжая к Герлицу. Война коротко познакомила нас с окрестностями его. Герлиц уже опять цветет, и вся Саксония, стрясая с себя пожарный пепел, является в прежней красоте. Торговля и благоустройство залечивают раны.

Видал ли ты разоренный муравейник, приводимый в прежнее состояние трудолюбивыми его жителями? Видал ли, как движутся тысячи насекомых, сносят листья, сучки, зерна, травки, и прежнее становится по-прежнему? Так и Саксония!

Рассуждают, отчего здесь так скоро обгорелые развалины обеляются и дома рождаются из пепла? Узнаю, что здесь издавна копились суммы пожарные; суммы для вспоможения бедным: они уцелели и теперь пригодились кстати как нельзя лучше. Притом же сострадание, свойственное доброму и просвещенному народу, щедро изливает целение на раны страдальцев. Бури, потрясавшие Европу, пробудили чувства милосердия в самых оцепенелых сердцах. К чести Саксонии, в ней нет ни одного города, в котором бы не было какого-нибудь богоугодного и бедным полезного заведения.

2 мая

Анхен, Мальхен, Юльхен хоть кого очаруют здесь! Какие стройные талии! Какие живописные лица!.. Я видал здесь женщин знатного рода; большая часть из них также бледны, томны и унылы, как и у нас. Почему же в среднем состоянии так хороши? Потому, что они ближе к природе. Природа мстит первым и лелеет последних, как милых дочерей своих. «Что ты получаешь в год от своего хозяина?» — спросил я вчера у одной прекрасной, преумной и прерасторопной Юльхен. «20 талеров» (80 руб. ассигн.), — отвечала она. «И ты довольна!.. Сыта и одета — стало, довольна!» Видите, как здесь люди не гоняются за большим!

Завтра, коли даст бог, едем чрез Бауцен, опять чрез поля сражений!.. Но теперь уже перестают литься кровь и слезы, замолкают громы, начинают куриться алтари добродетели, и мир лобзается с тишиною под сладким пением оживленных муз. Там, где за год пред сим разъяренные воины с таким усилием стремились истреблять человечество, мирные поселяне стараются теперь о пропитании оного. Одни поколения живут на разрушении других: целые народы мрут, истлевают и превращаются в глыбы земные! Но долго ль, долго ль будет существовать такой порядок вещей под солнцем?

До Бауцена, в Бауцене и далее к Дрездену нет места, которое почему-нибудь не было бы нам знакомо, почему-нибудь замечательно. Еще нет года (и сколько перемен!), как мы, уступая сие пространство шаг за шагом, дрались за каждую сажень земли. Битва на полях Будисинских будет памятна в летописях Европы. Сражение под Бауценом было общее и великое. Французы в собственных своих известиях сознаются, что они потеряли 15 000, а в самом деле потери их гораздо больше.

Вся дорога к столице Саксонской возбуждает во мне тысячу напоминаний! Как разорена злополучная страна сия! Развалины на развалинах, пепел на разрушении; но деятельность извлекает из тления новые села, новые города. Кровли из новой черепицы, повсюду алеющие среди черных огарков, чрезвычайно нравятся глазам. Саксоння похожа на прекрасную женщину, восстающую с одра тяжелой болезни.