Письма русского офицера о Польше, Австрийских влад - Страница 91

Людовик XIV, желая успокоить храбрых сотрудников своих, повелел воздвигнуть великолепное здание в 1671 году. Здание это, помещающее покойно и выгодно до шести тысяч жильцов, есть одно из огромнейших в Париже. Наружность величественна и важна. Многие статуи, по приличию расположенные, возвышают красоту его. С необыкновенным чувством удовольствия рассматривали мы внутренность дома. Огромные залы, где накрыты были обеденные столы; кухни, где готовили простую, но вкусную пищу, и гидравлическая машина, провождающая свежую воду во все жилья дома: все возбуждало любопытство наше. Но картина благоденствия здешних жителей в полном блеске своем открылась на переднем, зеленью и цветами украшенном дворе. День был прекрасный: множество жильцов, оставя комнаты, вышли наслаждаться благоуханием насажденных ими же цветов. Здесь только можно видеть полную картину сколь жестоко изувеченного, столь великодушно утешенного в невозвратных потерях своих человечества. Деревянные ноги и костыли тут слишком обыкновенны. Многие лишились обеих ног и одной руки. Таковых сажают в тележки, которые, легко приводясь в действие стальною рукою, возят их по песчаным дорожкам. В толпах покрытых сединами воинов мелькают и молодые лица. Не одно число лет службы, но и тяжкие раны дают право на помещение в жилище этом. Здесь к попечениям правительства присоединяются попечения родства и дружбы. Там молодая жена уверяет супруга, что раны, обезобразившие вид его, нисколько не переменили ее чувств. В другом месте видим милую девицу, с нежною заботливостью поддерживающую престарелого отца, или юношу, заменяющего собою костыль деду и с восторгом читающего славу подвигов его в ранах и знаках, украшающих ветхую грудь. Недавно один из парижских живописцев нарисовал прекрасно одного из престарелых инвалидов, с отеческою нежностью ласкающего милую девушку, питомицу свою. Он вынес ее еще младенцем из одного горевшего города во время войны и воспитал как дочь. Кисть живописца представила разительную противоположность двух возрастов. Лицо седого старца покрыто морщинами, а на лице белокурой красавицы играет румянец роз. Милая невинность прекрасными голубыми глазами благодарит виновника благополучия. Чувствительное сердце для услаждения своего найдет много, подобных этой, не рисованных, но живых картин в доме инвалидов. Вообще, все лица цветут улыбкою непритворного удовольствия. Люди без рук и без ног довольны состоянием своим, и, несмотря на раны и увечье, здесь реже, нежели где-нибудь, услышишь вздохи и стон. Но чтоб получить точное понятие о всем, что тут есть превосходного, непременно должно войти в домашнюю церковь инвалидов. Какая церковь? Это храм, и храм великолепный!.. Золотой купол его сияет, как солнце, над пасмурновидным Парижем.

Вхожу с благоговением и дивлюсь великолепию храма. Везде мрамор, памятники и редкая живопись. Пол из мрамора, мозаика. Памятные скрижали заслуживают особенное внимание. На них начертаны имена прославивших себя подвигами и честною смертию за Отечество. Но вот памятник мужа благородного в героях, искусного в полководцах — памятник Тюреня. Художник представил его в последнюю минуту жизни. Распростертый на львиной коже, Тюрень умирает в объятиях вернейшей спутницы своей — Победы! Победа, в виде величавой женщины, одною рукою поддерживает слабеющую голову умирающего, а другою с улыбкою готовится возложить на нее венец бессмертия. Вся душа героя вместе с его взорами устремлена на сию лестную награду. Величественный орел, подле сидящий, также быстро глядит на сей венец. Мудрость и храбрость в образе двух женщин неутешно рыдают. История пристально смотрит на великого, чтоб не уронить ни одной черты его дел.

Все сии изваяния из лучшего белого мрамора. Внизу на меди выпуклая картина Тюрк-Геймского сражения. Вот все, что я умел тебе сказать об инвалидном доме, на который только что успел взглянуть и о котором много думал после. Так вот средство воспламенять юношей, ободрять мужей и покоить старцев!.. Взглянув на жилище сие, молодой воин охотно вырывается из объятий семейства, слепо следует гласу вождя и легко подъемлет бремя свинцовое военных трудов. Грозные битвы, дальние походы, бури и зной, степи и горы не страшны ему. Ядро отрывает руку, пуля пролетает сквозь ногу, он плавает в крови; но надежда, подобно богиням Валгам, слетает утешать его в лютейшей скорби час. Не будет влачить дней своих без верного крова и надежных подпор; нужда не заставит его вымаливать крохи насущного хлеба под окнами бесчувственных. Не будет застигать его темная ночь в бесприютном шатании по чуждым полям, и снег не посыплется на главу, лишенную покрова: он имеет верное для себя убежище, куда вводят заслуги и где покоит отечество! Конечно, устроение и содержание инвалидного дома стоит великих денег!.. Войска наши слишком многочисленны, число заслуженных велико, и устроение здания, подобного описанному, кажется невозможно. Но другое великое и благодетельное предначертание, плод глубокой мудрости и чувствительности монарха нашего, готовить счастливый жребий верным отечества сынам. Оседлость войск есть предприятие, способам и местности России совершенно приличное. Я уже вижу в приятном мечтании те счастливые времена, когда по утихшим бурям процветут в различных краях отечества новые военные села. Порядок, к которому издавна привыкли, чистая нравственность, которою везде отличались, умеренность, с которою всегда жили, и вера и верность, которые нигде их не оставляли, поселятся и заживут вместе с воинами русскими.